Вернусь с прахом жены
Олегу Протопопову — 90 лет
Фрагмент интервью РИА Новости Спорт, записанное в день 90-летия Олега Протопопова — двукратного олимпийского чемпиона в паре с Людмилой Белоусовой.
Начинаю разговор с поздравления Олегу Алексеевичу.
– А почему вы только меня поздравляете? Мы 63 года вместе с Людмилой. Никто не может разделить одно целое на две персоны. Это несправедливо – поздравлять только меня, потому что Людмила – номер один. Людмила делала программы Белоусовой/Протопопова такими, какими вы их знаете.
Я ставлю Людмилу на первое место, потому что наше творчество посвящено женщине. Без женщин, как пишет Кальман, жить-не-льзя-на-све-те,-нет!
Последние слова из оперетты «Сильва» Кальмана мы пропели хором.
– Кого, как не вас, спрашивать о любви, Олег Алексеевич.
– Знаете, мы с Людмилой за все 63 года про любовь никогда не говорили.
– Никогда?
– Никогда. Мы понимали друг друга без слов. Это уникальное явление, которое еще будет изучаться наукой. Ни я, ни она никогда не говорили про любовь. Но 63 года мы были вместе и катались от ноля и до ноля. Любовь – это не то, что сказать «I love you». Это все могут сказать. А мы ничего не говорили, мы служили искусству и друг другу.
– У любви к родине другой смысл?
– Безусловно. Родина – это место, где мы родились. В Ленинграде я родился, это моя родина. В 1941 году, когда началась война, мне было 9 лет, я прошел всю блокаду от и до. Поэтому все разговоры о том, кто победит и не победит, тут ни к чему… Я рано узнал, что такое смерть, что такое голод. Видел, как люди умирают на улице. А многие, к сожалению, позабыли времена, когда было так тяжело.
– Может, доброта – лекарство от забывчивости?
– Да. Доброта – это сердце, которое обращено к людям и всегда готово помочь им бескорыстно. И больше ничего. Мы с Людмилой 26 лет катались в Америке для детей, больных раком, – бесплатно. Кто-то из них выздоравливал, кто-то нет. Это такая злая болезнь, которую трудно победить. Потом нам из Гарварда сообщили, что мы перекатали всех фигуристов по количеству выступлений для этих детей.
– Что насчет дружбы?
– Я не знаю, что такое дружба. На нашем с Людмилой языке нет никаких разговоров ни относительно любви, ни относительно дружбы. Каждый выбирает друга по себе. Мы никого другого не выбирали.
– В Россию планируете ли вернуться в обозримом будущем?
– Я не знаю, потому что есть проблемы внутренние и наружные – все это взаимосвязано. Если я и приеду, то только с Людой. Ее прах всегда со мной. Приеду и на Волковское кладбище побегу – маму встречать. Не знаю, как это получится или не получится… Я ведь хожу только полгода.
– Когда вы последний раз выходили на лед?
– Я выходил на лед еще до перелома бедра. Это два года назад было. Тогда я катался. А потом уже был период, когда я ничего не мог сделать. Сидел и смотрел наши с Людмилой фильмы. Хотя люди в этом возрасте вообще порой ничего не могут сделать, так что я еще не в самом плохом положении.
– Имя Людмилы у вас красной нитью во всех ответах. Если бы вы могли сейчас сказать что-то ей, что бы это было?
– Что бы я ей сказал… Я бы ей сказал не так – вслух, а вполголоса, что она – единый человек со мной. Я – это она. Она – это я. И мы соединены навеки вместе. И это все объясняет то, что такое любовь. Мы никогда не говорили о любви, потому что это как-то… Знаете, смотришь порой соревнования, и такие позы там показывают, такие поцелуи! Я смотрю, и меня просто тошнит от этих поцелуев. Ну оттанцевали вы, ну сделайте нормальный поклон! Но они стоят и облизываются и так, и так. Не знаю... Может, вы скажете, что я старичок ворчливый, и это меня не касается. Но пары, особенно наши, бравируют этим. Это больно видеть.
– Бравируют – вы имеете в виду открытый показ любви?
– Конечно. Мое и Людмилы мнение – нужно выходить на лёд и уходить с него с достоинством. А тут парень, понимаешь, нажался ее, наподнимался, сидит на коленях и плюет в лед перед зрителями, а она ходит вокруг него и не знает, что ей делать. А потом уже он поднялся, и они начинают облизываться. И все, что они делают, воспринимается ой как тяжело! А мы это «тяжело» скрываем.
Наверное, с точки зрения грамотности мне стоило бы при редактуре текста заменить настоящее время в глаголе “скрываем” на прошедшее. Но Олег Алексеевич не ошибся, он действительно думает и говорит о Людмиле в настоящем времени. Именно поэтому он до сих пор передает звонящим ему знакомым приветы от той, кто она – это он.
– Знаете, как мы начинали, не люблю это слово, карьеру? Я поднимаю руку и говорю – вот так нужно нести женщину. На одной руке. Это был новый поворот в фигурном катании. Но мало кто понял, почему мы посвящаем все свое творчество женщине. Женщина может приумножать население, она может рожать, и поэтому она всегда первая. А я всегда второй, на подхвате.
Мы с Людмилой были переростками, как нам сказал председатель федерации когда-то. И засмеялся еще: вы что, хотите танцевать в паре? Я говорю – да. Он спрашивает: парень, а сколько тебе лет? Я говорю – двадцать три года, а Людмиле двадцать. “Вы же переростки!” Он меня не то чтобы ошарашил, но я его больше уже не слушал. И вот как переростки, мы дошли до самых вершин искусства классического танца на льду. Правда, фильм, который мы снимали о себе, никто не видел до сих пор.
Подготовил Александр ЮЛИН
