Вторая родина Тохира
2024-й президентом РФ Владимиром Путиным объявлен Годом семьи. Межнациональные браки испокон веков являлись поводом для всеобщего обсуждения. Пока кто-то видел в них сплошные минусы, иные говорили об их пользе. Забайкальский край, в силу его исторических особенностей, богат на подобного рода случаи.
В 2023 году в ООО «Читинская городская типография» вышла книга «Пронеся любовь сквозь годы». Герои очерков, представленные в этой книге, – люди в Забайкалье известные, много сделавшие на благо нашей малой родины. Независимо от возраста и профессии, от занимаемых должностей и положения в обществе, их объединяет одно: они пронесли любовь сквозь годы, вырастили и воспитали достойными и полезными для страны своих сыновей и дочерей.
В нескольких километрах от Хорезма, по сельской дороге, держа в руках типовой солдатский чемоданчик и сдвинув фуражку на затылок, шёл в шинели обычный советский «дембель», которого от прочих дембелей Советского Союза отличало лишь то, что он был узбеком и звали его не Иваном или Петром, а Тохиром.
Стараясь не сбавлять темп, солдат уже представлял встречу с родителями. Ещё час-полтора, и он будет дома, а пока он вспоминал о том, как до армии поехал в Ташкент, чтобы поступить в медицинский институт. В семье Тохира частенько болели, и он хотел стать врачом, чтобы помогать им. Но для поступления абитуриенту Мадиярову не хватило всего одного балла. Вернувшись домой, Тохир восемь месяцев отработал каменщиком и, получив второй разряд, ушёл в армию.
– Нас в семье десять братьев и сестёр. Трое до меня – девочки. Самая старшая Гулистон. Дальше идёт Зулхумор. Потом мы – двойняшки, я и Зухра. Дальше – Джамиля, потом мой брат Заир, потом Зульфия, за ней Марямжон, потом Фарида и, десятая, – Нафосат. Родители у меня были педагогами. Папа пятьдесят два года отработал в школе учителем химии и биологии, а мама была воспитателем в детском саду. Она закончила только начальную школу, а папа – отделение химии и биологии естественно-географического факультета. Тогда в столице Хорезмской области, в городе Ургенч, педагогический институт был. Он и сейчас есть, только уже в более крупном масштабе, – вспоминает Тохир.
Как и в любой другой узбекской семье, в семье Мадияровых жили бабушка с дедушкой. Бабушку звали Розия, а дедушку – Абдулла, причём оба были священнослужителями. Пока Абдулла молился в мечети, Розия на дому преподавала девочкам и женщинам основы мусульманства и правила этикета по Корану. Рассказывая об исламе, Розия что-то стряпала, варила или лепила, попутно приучая молодых слушательниц к традиционному узбекскому домоводству. По словам Тохира Аллаяровича, такая работа с людьми не оплачивалась – это всегда делалось во имя Аллаха.
На мой вопрос, когда человек становится аксакалом, Мадияров, улыбнувшись характерной корректной восточной улыбкой, ответил:
– Вы, наверное, подумали, что аксакалами называют всех, у кого борода стала белой? Этот момент наступает, когда человек уже знатный, долго живёт, когда он становится неким проповедником по жизни. Аксакалом, как правило, становится человек, который прожил минимум шестьдесят лет. У аксакалов есть свой круг. Мы называем его советом старейшин, но среди них всегда есть свой лидер, а остальные примыкают к нему. Это тот человек, который живёт по законам Корана, чей авторитет и репутация непоколебимы. Он обладает обширными знаниями.
Я слушал Мадиярова и не уставал удивляться его любви к своей родине и вере. Это не было позёрством или желанием пустить пыль в глаза. Это был искренний рассказ о том, что даёт силы жить и не забывать свою родину.
– Вообще, белая борода – это признак особенного человека, каждое сказанное слово которого – для людей некий закон. Если у нас планируется, скажем, какое-то важное мероприятие, обязательно с поклоном приходят к аксакалу.
Заметив моё удивление, Мадияров разводит руками:
– А иначе у нас никак! Мы обязательно получаем от аксакала наставление. Или он это одобрит, или откажет, или передвинет дату. Вот простой жизненный пример. Умер человек, а тут свадьбу надо играть. Что делать? Обязательно призывают аксакала, и он объясняет, что сначала надо человека проводить в последний путь, а уже потом играть свадьбу. Не будут же в селе петь и плясать, когда в соседнем доме стоит гроб… Понимаете, надо, чтобы между людьми всегда были согласие и мир. Короче говоря, аксакал регулирует все действия людей, проживающих рядом друг с другом.
В этот момент я решаю задать Мадиярову отчасти провокационный вопрос:
– Ну, а если муж с женой решили, к примеру, развестись. Тогда как?
– Как? Как обычно, наверное. В таких вопросах у нас, как правило, нет бракоразводных процедур. У нас такие мероприятия обычно решает аксакал, и почти всегда его решение бывает в сторону сохранения семьи. Разбежаться-то недолго, а дальше что? Кому лучше будет? Жене с мужем? Или детям, которые останутся без мамы или папы? Да, в крупных городах всё происходит по юридическим законам, по Конституции, но в Узбекистане люди до сих пор слушают аксакалов. Мы живём так испокон веков и, думаю, что и дальше будем жить также.
Рассказывая о своём детстве, Тохир Аллаярович коснулся темы обязанностей по дому:
– В школьном возрасте мы обязательно распределяли между собой обязанности. Кто-то за коровой ухаживал, кто-то в доме убирался, кто-то в саду работал. Мне было три или четыре годика, когда мне поднесли барашка и сказали: «Это твоя барашка. Ты будешь кормить и поить её». – И вот ты свою барашку кормишь, поишь, ухаживаешь за ней, заботишься, а потом её... Ну, вы меня поняли. – Мадияров корректно обходит слово «убивают». – Когда во время какого-то торжества приходится пустить животное на мясо, иногда подойдёшь и попрощаешься с ним, погладишь, а иногда и поплачешь. Так бывает... Ещё хорошо помню, как у нас проходил завтрак. Пока дед команду не дал, не помолился перед едой, никто к еде не притронется. Женщины все в платках. Даже девочки. Ну, что ещё вам рассказать? Как все дети Советского Союза, мы тоже ходили в кино. Родители давали нам на это дело тридцать пять копеек. Каждому. Иногда мы эти денежки откладывали. Если у сестры случался день рождения, мы доставали свои копилочки, трясли их и покупали подарок...
Хорошее детство было у моего собеседника. Настоящее. Слушая Мадиярова, в какое-то время я вспомнил уже своё детство с рыбалкой на Никишихе, в «Юном строителе», с журналистскими командировками, в которые мать начала брать меня с собой с самых малых лет, с кошками и собаками, с гудящей в морозы печкой и колонкой на Шилкинской, на которую я ходил за водой с «тачанкой», умудряясь привозить домой большую флягу воды…
А ещё у моего собеседника был особенный дом – с палочкой вместо замка.
– У нас, кроме ограждений между домами, нет железного занавеса, – не без гордости говорит Тохир Аллаярович. – У нас дверь закрывается на палочку, чтобы скот или собака не зашли в дом. Нет ни замков, ни железных дверей. И так во всех дворах.
Если бы не Мадияров, я бы не узнал бы подробности строительства и использования арыков, представить без которых Узбекистан советского прошлого невозможно. Арык для узбека – это не просто гидротехническое сооружение. Это жизнь, ведь арык даёт самое главное – воду. Кто и когда создал арык, доподлинно неизвестно, зато хорошо известно, что арыками веками пользовались не только в Средней Азии, но и в Казахстане, а также в Закавказье. Ещё недавно представить жизнь жителей этих регионов без арыков было просто невозможно. Даже в самом маленьком ауле обязательно был свой арык, который, по словам Мадиярова, обычно прокладывался вдоль всей улицы, чтобы водой могли пользоваться все жители села.
– Где есть арык, там обязательно будет сад, – говорит Мадияров.
– Забор как граница между дворами – это всё для нас условно. Бывает, что дерево прорастает одной половиной веток на одну сторону, второй – на соседскую. Плоды, естественно, общие.
Слушая Тохира Аллаяровича, я потихоньку начинал понимать, почему жители Средней Азии, на первый взгляд, излишне тактичные – всё время улыбаются, почему они друг другу во всём помогают и почему у них, например, нет слова «нет». Тут действительно есть чему удивиться. Удивился и я, и если бы не Мадияров, растолковавший мне, что да почему, я бы наверняка понял это по-своему. С каждой минутой моё удивление росло, поэтому я попросил Тохира Аллаяровича рассказать мне о том, кто он – обычный житель Узбекистана, что он за человек?
– Он, во-первых, добрый, – отвечает Мадияров, – более того, он очень тактичный. Это всё – отпечаток религии, потому что у нас нельзя по-другому. Не зря говорят, что Восток – дело тонкое. Люди Востока стараются избегать открытого конфликта с собеседником, соседом, родственником. На Востоке нет слова «нет». Оно, конечно, есть в нашем языке, но в общении между людьми оно обычно не практикуется. Вот вы, допустим, говорите мне: «Тохир, дай мне десять тысяч рублей в долг». А у меня нечем вам помочь в этот момент, и я дам только намёк: «Я бы с большим удовольствием вам помог, но сейчас не располагаю такой возможностью. Заходи через месяц – помогу.
– А откуда корни этого явления?
– Думаю, что это берёт своё начало из глубины веков, когда из-за отказа кому-то наши предки боялись потерять своего друга, единомышленника, сторонника, помощника, односельчанина, соседа. Понимаете, тогда ведь все жили компактно, зависели друг от друга буквально во всём, и без помощи соседа и друга просто было бы трудно выжить в сложных климатических условиях Узбекистана.
Поэтому и стали друг другу помогать, избегая отказа и слова «нет». Помните хашар? Можно ведь не говорить «нет», а сказать: «Прости, друг. Сегодня я не смогу тебе помочь».
– Слушайте, а как вы в Забайкалье оказались? – вдруг задаю я Мадиярову вопрос, который напрашивался сам собой.
– Судьба, наверное, – улыбается мой герой. – Я, когда после демобилизации домой вернулся, буквально три недельки походил-побродил и устроился в строительно-монтажное управление слесарем. В начале июня 1988 года мне прислали вызов в райком комсомола. Зачем вызывают? Непонятно.
Придя на следующий день по указанному адресу, Тохир попал в просторный кабинет, в котором сидели два человека. Вскоре пришёл ещё один. Попросив у молодого человека документы, вплоть до удостоверения тракториста, члены комиссии долго рассматривали их. Наконец, один сказал: «Тохир Аллаярович, у нас к вам есть предложение. Читинская и Хорезмская области заключили соглашение по подготовке молодых специалистов различных отраслей экономики. Нам нужны будущие педагоги, врачи, технические специалисты и, самое главное, мастера текстильной промышленности на камвольно-суконный комбинат. Куда пойдёте? Ваше обучение и проезд будут оплачены. Плюс стипендия. Подумайте, посоветуйтесь. Даём вам пять дней».
Вспомнив этот момент, Мадияров снова засиял:
– Я, конечно, был в полном восторге – такое предложение! Папа выслушал меня и говорит: «Правильно, сынок, учиться никогда не поздно. Раз предлагают – учись. Тем более, тебе ещё и место работы предлагают».
Так Тохир оказался в далёкой Чите, устроившись на КСК сборщиком шерсти. Как и другие выходцы из Хорезма, Тохир жил в общежитии по улице Труда, 15, добрые воспоминания о котором он хранит до сих пор:
– На первом этаже у нас была столовая. В то время там продавали позы, мы их сразу по пять-шесть штук брали. Для меня это было что-то новенькое и вкусненькое. Порция из трёх поз стоила пятьдесят пять копеек. В общем, недорого. Плюс стакан компота и кусок хлеба. Сливочное масло, извините меня, стоило семьдесят пять копеек, а стипендию я получал тридцать три рубля.
Проработав семь месяцев на КСК, Тохир, понявший, что это не его направление, решил поменять профиль. Чтобы съездить на Родину и попросить перевести его на «педагогическую линию», Тохир поехал в Челутай на заработки, на стрижку овец. В то время это была, пожалуй, единственная возможность быстро подзаработать. Три рубля в день были неплохой суммой. За три недели Тохир заработал шестьдесят рублей. Этих денег ему хватило на поездку в Узбекистан и обратно.
– Узбеки не боятся никакой работы, – говорит Мадияров, и я невольно бросаю взгляд на его руки, по которым можно сделать вывод о богатом трудовом прошлом их хозяина.
– Могу взяться за любое дело. Сами понимаете, те, кто живёт в сельской местности, способны на многое. Траву косить – для нас не проблема. Штукатурить – не проблема. Слесарить – не проблема. В строительных профессиях – тоже: я каменщик, тракторист... Понимаете, человеку из села гораздо легче в жизни. Городские люди немножко ленивые, многого не знают, не умеют, а человек из села пробует себя везде.
...Вот уже тридцать четыре года Мадияров живёт в Забайкалье. За это время он стал почти «гураном». Единственное, что выдаёт в нём узбека, это его «фио». Я понимал, что за это время Мадияров уже с руками и ногами врос в этот суровый и, по-своему, красивый край, но поверить в то, что он забыл о своей исторической Родине, я не мог. Ну, не может не тянуть на Родину! Именно поэтому я задал Тохиру Аллаяровичу следующий, сам собою напросившийся, вопрос:
– И всё же, Тохир Аллаярович, вы узбек или русский?
– Да как вам сказать. Я обычно говорю так – я русский узбекской национальности, – с ходу отвечает Мадияров. – Вот многие меня спрашивают: мол, Тохир Аллаярович, вы приобрели или потеряли, переехав в Забайкалье? Конечно, приобрёл. Здесь семья, дети, работа. Значит, я, получается, ничего не потерял, а приобрёл и стал духовно богаче.
Не могу умолчать и о том, как на моём жизненном пути оказался Николай Васильевич Сыроватка, который как-то предложил мне: «Есть у нас Ассамблея народов Забайкальского края. Не хотите ли вы представлять свою культуру в нашей организации?» – Я сразу согласился. Это был 2016 год. Вскоре мы уже были в составе Ассамблеи, где я являюсь председателем узбекской диаспоры. Правда, у нас Забайкальская региональная общественная организация звучит как «Союз народов Узбекистана». Иногда её называют узбекской диаспорой. Я вам скажу, что тут поле для деятельности очень большое. Мне кажется, что мне удаётся объединить два народа. В лице своих земляков я объединяю их с традицией и культурой русского народа. Вот так я являюсь своеобразным мостиком, который объединяет два берега. Думаю, что этим я стану ещё богаче, несравненно богаче.
Работы в Ассамблее народов Забайкалья у Мадиярова хватает, но он успевает сделать всё и даже больше благодаря отличной команде единомышленников. В то время как один отвечает за спорт, другой – за религиозные отношения, сам Тохир Аллаярович, как он говорит, занимается представительской частью, решая вопросы с миграционной службой, судебной властью и консульством Узбекистана в Новосибирске. Стоит отдать должное Мадиярову – он не тянет одеяло на
себя:
– Если бы не мои коллеги, я бы не сделал столько, сколько делаю сейчас. Хочу назвать имена моих помощников. Это Рустам Каримович Саидмуратов. Слышали? Он бывший заместитель командира забайкальского ОМОНа, спецподразделения, которое несколько раз было на Северном Кавказе. Это Равшан Шералиевич Туракулов – он у нас чисто по религиозной части работает. И есть ещё один человек по делам землячества. Допустим, умер человек, надо его отправить на Родину. Вот он это всё и решает. Бывает, что мы и здесь людей хороним, но делаем это по всем мусульманским канонам – читаем молитвы, всё, как положено. У нас на кладбище даже есть свой участок для мусульман. Там и татары, и таджики, и киргизы, и узбеки, то есть все, кто исповедует ислам. Вообще, мы всегда открыты для сотрудничества и работаем не только с узбеками. Мы приглашаем на свои праздники и таджиков, и киргизов, и татар. В нашей Соборной мечети пять раз в неделю идут службы. Там бывает до пятисот человек.
– Пока не забыл. Здесь, в Читинском техникуме отраслевых технологий и бизнеса, у вас какая должность?
– Преподаю основы безопасности жизнедеятельности, и ещё я организатор практически всех мероприятий. Это и спортивные состязания, и культурно-массовые и туристические походы, и экскурсии по нашему Забайкалью...
– Вы счастливый отец?
– Есть такое дело, – улыбается Мадияров. – Дочку зовут Динара, ей четырнадцать лет, а сыну – двенадцать. Зовут Назар, но я его Назарбаем зову, так что, тут не будет ошибкой, если вы назовёте его Назарбаем. Супругу зовут Жанна Владимировна. Она у меня русская. Нынче мы даже ездили на её историческую родину – в Уржум Кировской области. Она в Забайкалье чуть раньше меня переехала со своей мамой.
Мадияров встаёт из-за стола и берёт сложенные в стопку фотоальбомы. Открыв один из них, он начинает показывать мне снимки, каждый из которых сделан с большой любовью: «Смотрю на Назарбая, находя в его внешности много схожего с отцом. Добрый мальчишка. Видимо, будет творческим человеком. А вот дочка моя. А вот моя супруга Жанна. Она работает в Забайкальском государственном университете преподавателем китайского языка. Кандидат филологических наук».
– Кстати, Тохир Аллаярович, а кто у вас дома начальник и, вообще, как вы делите семейные обязанности?
– Вы знаете, нам с Жанной, слава Аллаху, удаётся найти золотую середину. В одних вопросах она преобладает, в других – я.
– А кто к кому прислушивается?
– Нам обоим удаётся прислушиваться друг к другу. В хозяйстве я даю большую свободу действий супруге, а что касается финансов, то в этом Жанна отдаёт предпочтение мне и обязательно советуется, как быть. Ну, а в религиозных взглядах мы с ней абсолютно свободны. В храм она ходит, но особо это не афиширует.
– А как быть с религией ваших детей? Сами выбор сделают?
– Мы с супругой говорим детям о том, что есть разные религиозные течения. Так сложилось, что мы с мамой принадлежим к разным религиям, но при этом выбор за вами. Никто вас заставлять верить насильно и привязывать к какой-то вере не будет. Но запомните, что жить без Бога нельзя.
Мудро, да и чисто по-человечески правильно. Вот такая «смешанная» семья, в которой всё как у всех – радости, горести и, конечно, любовь, без которой в жизни Тохира Аллаяровича не было бы ни яркой свадьбы, ни Динары с Назарбаем, ни семнадцати совместно прожитых лет жизни, похожих на семнадцать мгновений...
– Я её люблю, потому что она меня любит, – неожиданно признаётся Мадияров. – Это очень душевный, спокойный и искренний человек. Она мне часто напоминает по характеру узбечку, наверное, поэтому я к ней и притянулся. Она коммуникабельная, активная. Познакомились мы с ней в 1989-м, когда вместе поехали копать картошку в село. Так потом на основе общих интересов и сошлись. Я когда с ней на Родину к себе поехал, переживал – примет её моя родня или нет... Слава Аллаху, между членами моей семьи и моей женой отношения сложились прекрасные с первого же мгновения. Они мне
сказали: «Раз это твой выбор, мы его уважаем. Тебе с ней жить».
У нас с Жанной особых разногласий нет. Бывает, конечно, но всё как-то очень мягко и гладко. Она не говорит мне «купи», а намекает: «Слушай, что-то обувь у меня тесновата. Трудно стало носить с тёплыми носками». – Я говорю: «Пойдём и купим».
Рецепт семейного счастья от Тохира Мадиярова простой – терпение, согласие, гармония, взаимовыручка, взаимопонимание и верность. Ещё раз посмотрев на фото жены и детей, Мадияров закрыл фотоальбом и сказал тоном, не требующим ни возражений, ни двух мнений:
«Так что, женщины, какие бы они ни были, виновницы нашего торжества. Мы существуем благодаря женщинам. Они умеют бессонные ночи проводить, колыбельные песни петь, а когда мы создаём семью, они ещё и опора для нас. Я когда студентом был, жил на квартире у одной русской бабушки. Если честно сказать, я этой доброй бабушке должен половину своего диплома, потому что она ко мне относилась с такой заботой, терпением и добром, о которых я помню всю свою жизнь. На первом, втором и третьем курсах студентам жилось не так уж и сладко даже в Советском Союзе. И вот она меня всегда накормит, постирает мне, приберёт в моей комнате. Она мне всегда помогала. Ну, и я ей помогал, чем мог, а как иначе».
Достав ещё один фотоальбом, Тохир Аллаярович перевернул несколько страниц с чёрно-белыми фотографиями и, найдя один из снимков, показал его мне:
– Вот интересная фотография: Тунгиро-Олёкминский район. Я сам туда добровольно поехал на три года с дипломом преподавателя химии и биологии. Был у меня однокурсник из Могочи – Саша Бородин. Вот он мне и предложил поехать туда. Сам себе варил, печку топил, стирал. Сам дрова колол. Шестнадцать кубов дровишек каждый год предоставляли – сосна, листвяк, берёза была. Для меня это была школа. В армии – одна школа. Студентом был – другая школа. Сейчас тоже школа жизни.
Мой почти трёхчасовой разговор с Тохиром Аллаяровичем почти закончился, когда Мадияров вдруг сказал как бы вникуда:
– Для нас, узбеков, труд – это особенное явление. Это слово многозвучно и многолико. Человек пришёл домой с работы, быстро поел и идёт работать в собственный огород. Посмотрел виноградник, потом пошёл в рисовые поля, потом бахчу надо проверить – всё ли на месте. Корову надо посмотреть и прочую живность. Зимой мы тоже дома не сидим, также работаем, потому что скот, извините меня, кушать хочет. Два раза урожай собираем. Отдельно поле для арбузов, отдельно – для мелких овощей, а вокруг квадратиком деревья плодовые – слива, персик, абрикос, айва... Половина на мою сторону, половина на сторону соседа.
…Дома весь вечер я буду с огромным интересом читать об Узбекистане и смотреть в интернете фотографии и фильмы о Хорезме, к истории которого я прикоснулся благодаря русскому узбеку Тохиру Мадиярову, словами которого я решил закончить очередной очерк о крепкой забайкальской семье: «Людям нужна земля. Дали землю, на ней поставили саманный дом, появляется семья, дети, а что ещё нужно человеку для счастливой жизни?»
Максим Стефанович
